Дочитала "Кысь"
Вопросов опять больше чем ответов.
Притом в дебрях, давно забытых и похороненных в складках быта.
...Когда-то давно, еще до того, как самой главной работой моей жизни стало соответствие чужим идеалом, у меня было время думать об этих вещах.
Где, в частности граница между Homo Думающим и Homo Жующим?
Где заканчивается быдло и начинается сомнения?
Глубокие кувшины и мелкие миски - оттуда же, да.
Если вы сейчас решили, что ПБ дальше напишет, что она не быдло - то вы не угадали.
Ни тогда, ни тем более сейчас, я не оценивала себя по этим критериям.
Однажды говорила об этом с Нюхой - в ответ на патетическую свою речь получила: "Ну и что? Да, есть я и есть быдло"
Я не разделяю эту точку зрения - не относительно ее. Относительно себя.
Речь не идет о том хороший ли человек или плохой, добрый или злой, внимательный или небрежный - лишь только о субъективном восприятии им глубины окружающего мира.
Иначе говоря - взгляд дальше своего носа или ближе?
В чем разница между Нюхой и Мариной?
Между академиком Сахаровым и сантехником дядей Петей?
И только пожалуйста давайте без плохой/хороший....
Близко к ответу:
- Хорошо, хорошо, - остановил Лев Львович, - так что написано на
столбе?
Бенедикт высунул голову в окно, прищурился, прочел Прежним все, что на
столбе: "Никитские ворота", матерных семь слов, картинку матерную, Глеб плюс
Клава, еще пять матерных, "Тута был Витя", "Нет в жизне щастья", матерных
три, "Захар - пес" и еще одна картинка матерная. Все им прочел.
- Вот вам вся надпись, али сказать, текст, доподлинно. И никакой "фиты"
там нет. "Хер" - сколько хотите, раз, два... восемь. Нет, девять, в "Захаре"
девятый. А "фиты" нет.
- Нет там вашей "фиты", - поддержал и Лев Львович.
- А вот и есть! - закричал ополоумевший Истопник, - "Никитские ворота"
- это моя вам фита, всему народу фита! Чтобы память была о славном прошлом!
С надеждой на будущее! Все, все восстановим, а начнем с малого! Это же целый
пласт нашей истории! Тут Пушкин был! Он тут венчался!
- Был пушкин, - подтвердил Бенедикт. - Тут, в сараюшке, он у нас и
завелся. Головку ему выдолбили, ручку, все чин чинарем. Вы же сами волочь
подмогали, Лев Львович, ай забыли? Память у вас плохая! Тут и Витя был.
- Какой Витя?
- А не знаю какой, может, Витька припадошный с Верхнего Омута, может,
Чучиных Витек, - бойкий такой парень, помоложе меня будет; а то, может, Витя
колченогий. Хотя нет, вряд ли, этому сюда не дойти. Нет, не дойдет. У него
нога-то эдак на сторону свернута, вроде как ступней вовнутрь...
- О чем ты говоришь, какой Витя, при чем тут Витя...
- Да вон, на столбе, на столбе-то! "Тут был Витя"! Ну и ну, я же только
что прочел!
- Но это же совершенно неважно, был и был, мало ли... Я же говорю про
память...
- Вот он память и оставил! Затем и резал! Чтоб знали, - кто пройдет, -
помнили накрепко: был он тут!
- Когда же ты научишься различать!!! - закричал Никита Иваныч, вздулся
докрасна и замахал кулаками. - Это веха, историческая веха! Тут стояли
Никитские ворота, понимаешь ты это?! Неандертал!!! Тут шумел великий город!
Тут был Пушкин!
- Тут был Витя!!! - закричал и Бенедикт, распаляясь. - Тут был Глеб и
Клава! Клава - не знаю, Клава, может, дома сидела, а Глеб тут был! Резал
память! И все тут!.. А! Понял! Знаю я Витю-то! Это ж Виктор Иваныч, который
старуху вашу хоронил. Распорядитель. Точно он, больше некому. Виктор Иваныч
это.
- Никогда Виктор Иваныч не станет на столбе глупости резать, -
запротестовали Прежние, - совершенно немыслимо... даже вообразить трудно...
- Отчего ж не станет? Вы почем знаете? Что он, глупей вас, что ли? Вы
режете, а он не режь, да? Про ворота - можно, давай вырезай, а про человека
- ни в коем разе, так?
Все трое молчали и дышали через нос.
- Так, - сказал Никита Иваныч, выставляя вперед обе ладоши. - Спокойно.
Сейчас - погоди! - сейчас я сосредоточусь и объясню. Хорошо. Ты в чем-то
прав. Человек - это важно. Но! В чем тут суть? - Никита Иваныч собрал
пальчики в щепотку. - Суть в том, что эта память - следи внимательно,
Бенедикт! - может существовать на разных уровнях...